i wish you knew how weak is your mortal mind. it's so easy to hack.


Yamazaki Kento
Мое имя выговорить несложно - 冥甪 шутка Лу Мин. Мне уже 20 лет. Я Шэнь, божество Поднебесной, поэтому моя жизнь не так проста. Впрочем, мне нравится жить и наслаждаться жизнью в этом мире и я жажду узнать предел своих сил.
Я умею создавать иллюзии, различные по типу и продолжительности, а близость моря питает меня своей мощью, к тому же весьма неплохо знаком с мифологией, приближенной к реальности, могу притворяться экстрасенсом и встречать проблемы лицом к лицу.

Лу не был китайцем, ханьцем в полной мере этого слова. Он родился под чужим небом, где незнакомое море лижет заново открытые берега. Там, вдали, в шутку называли таких детей «бананами»: снаружи желтый, а внутри-то все равно белый, раз не жил в Китае.

Да, он был рожден слишком далеко от дома, но его никогда не тянуло в обратный путь. Китайская диаспора крепко пустила корни в городе еще во времена золотого дождя, твердо обосновавшись в самом центре бурлящего жизнью котла. А есть особенность у Поднебесной, чудная: где ни поставит свой новый дом узкоглазый поселенец, всюду привнесет частицу той, старой жизни. Пусть даже из-за самого океана придется на своем горбу тащить да в сердце прятать.

Китай аннигилирует, пожирает любые ростки чужой культуры на своей земле. Чему-то удается закрепиться на неблагоприятной почве, выжить, пережить давку традицией в пять десятков веков. Остальное идет на перегной.

А вот дети меняются на удивление легко. Приспосабливаются к постоянно растущему темпу жизни и развития Фриско, забывают отжившие свое, ставшие обузой на натруженных плечах традиции и ритуалы. Забываются, затираются в памяти нужные слова и имена предков. Остаются только сказки.

Легенды, такие домашние и чудесные, пропитанные духом старого волшебства, мастерством перевоплощения рассказчика из ловкого слуги в мудрого дракона, да в ночи, когда феи по воздуху летают, не таясь смертного взора. Сказки, где вымысел тонко переплетается с той, давней реальностью. Где все легенды – быль, а грань между людским и иным миром почти неразличима.
В семье-фамилии Мин так пересказывали правду.

Из уст в уста, из поколения в поколение – истина кочевала вместе с волшебной кровью в воистину божественных жилах ее обладателей. Традиция, которую не способна сломить сила столетий и любых обстоятельств.

Уже пять веков тянется-плетется нить родословной да скрупулёзно записывается. До дальней ветки Лу дошли лишь обрывки, накопленные за последние две сотни лет, касающиеся только их линии семейства. Основной архив оставлен за большой водой, в забытой деревушке при даосском монастыре. Деревня монастырем живет и монастырь же питает: мало ли, забредет охочий до тихой жизни иноземец. И - частенько забредают. Как ни странно.

Монастырь хорошо известен каждому Тао, Мину или Шэню, из дальних родственников. Пусть самые старшие и помнят его довольно смутно, побывавши там лишь раз в жизни. Ровно на шестнадцатый год.

Раньше молодые оставались там по месяцу-двум, да сейчас время такое – все спешат, всем куда-то срочно нужно. Хорошо, если неделю пробудут у истоков семьи. Так с большинством, которое не пускают даже заглянуть в архивы. Монахи бдительно следят за каждым, не пускают дальше одним им известной грани, да все ждут чего-то. Заглядывают в глаза. Ищут.

Так нашли Лу. Сорвавшись в далекую родину «по семейным обстоятельствам» вместе с сестрой, он никак не ожидал, что придется пропустить целый месяц школы. Да, сказки слышал, но, честно говоря, рассчитывал провести в пригорном монастыре дня три максимум. Весь энтузиазм и мечтания Лу оставил в детстве, когда с сестренкой бежали наперегонки до воон того дома с криками «Кто первый добежит – тот Шанди!». Не то, что бы не верил, но..

Последним богом в его семье был прапрадед, какое-то божество достатка. Бабуля По любила повторять, что он приехал в Калифорнию вместе с золотой лихорадкой в семнадцать лет - «как чуял, стервец». Редко когда перерождался высший дух в ком-то вне Китая. А уж чтобы потом уехать – и вовсе дело неслыханное.

Так-то оно так – ему виднее, а вот с Лу пришлось повозиться. Во время привычного монахам ритуала его и сестру напоили чем-то травянистым и безумно горьким, по эффекту – чисто жидкая травка. Причем мощная: глюки начались вскоре после того, как монахи затянули на разные голоса что-то заунывное на своем диалекте. Гудение их хора, отраженное от стен горного монастыря, подхватило парня, встряхнуло душу – и закружило куда-то далеко-далеко. Где порхали странные синие бабочки, полупрозрачные такие. А вокруг – затянутые сизым дымом небеса,  покрытая туманом влажная трава и еще.. царила абсолютная тишина. Не пугающая и давящая на уши, как в пустом доме на Стоктон-стрит. По-другому. Тишина дарила покой.  Дым обнимал за плечи приятным теплом, напоминая о чем-то желанном и давно забытом. Мин никогда раньше не чувствовал себя настолько.. дома.  В безопасности. Там, где ему должно быть.

Неожиданно он обнаружил себя стоящим на коленях посреди пещеры. Звон голосов еще не затих в голове, смутно отдаваясь дробью в занывших висках. Было плохо, особенно хреново бурлило в животе. Почти сразу парня вывернуло наизнанку той дрянью, которой его напичкали монахи – и вот там, выблевывая что-то смутно напоминающее завтрак на пол священной пещеры, Лу впервые почувствовал себя богом.

Трясясь в ознобе, парень отчаянно хотел домой, куда-нибудь под одеяло и подальше от гребанных монахов, а вокруг порхали полупрозрачные синие бабочки и вился сизый дым. Даосы все как один возносили хвалу небесам.

После бабочек Мин отходил еще неделю, дорвавшись до желанного одеяла, а вокруг него стопками лежали документы, заботливо перенесенные на более-менее привычный парню формат. Бабочки были толчком. Точнее, первым толчком была та муть, на которую Лу так бурно среагировал. Яркие впечатления, измененное состояние сознания – бум для мозга и спонтанного проявления способностей. У пронырливых монахов все было записано, и еще до рождения очередного Мина был составлен перечень возможных претендентов на инкарнацию. И, поскольку полыхать огнем или отращивать левитацию он не спешил, его однозначно определили как «蜃».

Шэнь. Если понимать истории из даосских хроник буквально, оригинальное божество натурально выблевывало свои иллюзии. Нет нужды описывать кондрашку, охватившую парня после того случая на посвящении. И он едва на ногах стоял от счастья, когда понял, что может создавать иллюзии и без.. побочных эффектов. Ноги не держали еще и от усталости – в первое время даже на простейшие вещи требовался нехилый запас сил. Впрочем, от подколок сестренки это не спасло.

Серьезно, Мэй, хоть одной живой душе – и не посмотрю, что родная кровь. Заживо сожру.

Обещание вполне могло реализоваться. Не сразу, но в обозримом будущем – вполне. Шэнь, гигантский драконоподобный монстр, славился милой привычкой заманивать корабли на иллюзорные острова и пожирать их целиком.

«Это так на тебя похоже»

«Я выбрал себе хобби почище»

«Во-первых, это работа»

«И, во-вторых, я не убиваю людей»

«Почти»

«Да. Почти»

Старшая школа – скучно, скучно, скучно – оставила о себе слишком неизгладимое впечатление в памяти Лу. Повторять подобный опыт и дальше он не решился. Да и зачем? Это Сан-Франциско. Заработать можно и без посещения колледжа. Получить образование, впрочем, тоже.

Сестра могла с ним не согласиться – что ж, на то она и сестра. Несмотря на это, идею заработка Мэй поддержала. Самую сложную для Лу часть – поиск клиентов – она взяла на себя. И прекрасно с ней справляется, находя отменных идиотов, доверчивых и глупых. Благо, в Калифорнии их не меньше, чем в остальных штатах.
Иллюзионист разработал простую схему, опираясь на то, что чем больше пунктов «надо» в афере, тем сильнее зависимость от обстоятельств и, соответственно, выше вероятность провала.

Вы никогда не прислушивались к странным шорохам в темноте? Или, выйдя на кухню за водой, не ловили чей-то взгляд в ночи? А этот странный стук в стене и шаги – да, прямо за вашей спиной.. обернитесь! Но там лишь пустота. Пустота ли?

Не отчаивайтесь и не торопитесь освящать квартиру, ведь это существо гораздо древнее первых христиан и ему плевать на провонявшую серебром водичку. К вашим услугам потомственный moshushi Хуа Ло. Конечно, не бесплатно. Всего один-два визита – и злобного духа и след простыл. Спите спокойно и прекратите искать новую квартиру. Можете купить амулетик на память.
Осечек было всего три. Мин уже не помнил их имен, только лица. Бледные от страха и Ужаса из самых глубин человеческого естества. Шэнь всегда умел играть на подсознательном.

Что ж, если они решили, что деньги им дороже жизни и рассудка – это их выбор, верно?

Он не заставлял ту девушку прыгать с моста – и в воду. Самоубийцы на позолоченных вратах вовсе не редкость. Не она первая..

.. а вторая совершенно добровольно наглоталась таблеток. Дерьмо, вот это выглядело по-настоящему отвратительно.

Был еще парниша, но и он не отличился оригинальностью, случайно напоровшись на чей-то нож в переулке. Идти во тьме по закоулкам с такой репутацией – это тоже своего рода самоубийство, не находите?

В любом случае, они же всего лишь люди. А он гребанный бог. И, вы не поверите, однако божествам тоже нужно на что-то жить. Почему бы и не на деньги этих смертных? Он ведь не поклонения от них требует или чего-то эдакого сверх возможного. Эти люди все равно потратят эти деньги на какое-нибудь разрекламированное дерьмо, сопротивление внушению на нуле. А он взамен дарит им веру. В то, что где-то там есть иная жизнь, а древние мифы вполне могут быть реальностью. Это их пугает. И они платят – за защиту своего жиреющего в слепоте мирка, за спокойный сон глупцов, не ведающих ничего дальше сраных американских ценностей, которые они зовут мечтой.

Пожалуй, в последние два года Лу стал чуточку высокомерен. Не так, как те снобы из Калифорнийского, думающие, что им открытое некое высшее знание. Нет, Лу действительно кое-что да знал. Он никогда не стремился возвышаться над людьми, не желал богатства или чего-то особенного в жизни, но иногда нет-нет да взыграет нечто.. эдакое. «Кровь бурлит», как однажды выразилась Мэй. Да, наверное, это все кровь.

Кровь дракона изменила его изнутри. Был мальчишка – немножко гиковатый, двинутый на своих странных идеях, до скрипа логичных умозаключений на основании совершенно сумбурных фактов. Пластика ума вторила пластике движений, когда танец был жизнью, а музыка – главной страстью подростка. Вдохновение, захлестывающее с головой, ритм, рвущийся наружу во взрывной импровизации из смеси современных стилей. Тело, идущее вровень с разумом.
Идеальный баланс.

А затем его посетило счастье быть богом.

Вот так просто. Постепенно прежние приоритеты отошли на второй план, а желание наслаждаться жизнью стало.. иным. Наслаждение чужой жизнью пришло им на замену. Да, он все еще любил танцевать. Однако поиск свежих людских задачек и их решения временами увлекает куда сильнее. Он мог бы приносить пользу обществу, наверное. Но обществу всегда будет мало, а Лу слишком непостоянен для этого дерьма.

Желания сиюминутны, интересы сменяют друг друга калейдоскопом, пестрый хоровод человеческих лиц вокруг притягивает к себе – и отталкивает обратно, в бездну социальных условностей, таких непонятных, нелогичных, не поддающихся систематизации и рациональному объяснению. Теперь он устает от общения с людьми. Слишком много нужно понимать, а ему надоело притворяться понимающим. Есть лишь один якорь, прочная связь с человечеством. Стена на пути к точке невозврата. Мэй. Сестренка. Семья, что хорошо знакома, но постепенно уходит в сторону.
Но они отдаляются друг от друга, и это больно.

Не последними в списке интересов стоят боги. Он знает, что их много. И нутром монстра-перевертыша чует, что в Сан-Франциско скопилось слишком много древней силы.
Неужели городской котел наконец решил закипеть?

Как нас нашли: заигрался в шахматы со Смертью
Связь: icq 675200649

пост

Не ведьма, не колдунья ко мне явилась в дом,
Не в пору полнолунья, а летним ясным днем.

Спарда звучит гордо. Войной тянет. Марино изящно перекатывается по языку, замирает на кончике выгнутой кошачьей спиной. Волос черный, что тьма земная, подземная - тенью падает на утонченное лицо со знакомым дымным взглядом. Притягивает. Гончая носом водит, фырчит - чует, чем к вечеру время пахнет, знает, к чему все идет-катится. Даже когда ведьмачка - даром, что ликом еще дитя, - еще топчется у черты, сомневается. Тянет ароматным дымом от погашенного факела в руке юноши бледного, чернокрылого - Танатос его имя. 
Решено.
Захлопнулась дверь за прямой спиной, неслышно и невидимо затворилась клетка старой ловушки.  Гончая потягивается, разминает застывшие ноги, вдыхает вечерний воздух с наслаждением. Что ж ты слышишь в тишине той улицы, пес?
Ветер, кровь и серебро.
Улыбка едва уловимо скользнула по губам охотника, на мгновенье оживив лицо.
- Синьорина. Вы меня раскусили.
Да только не совсем.
- Как вам перспектива потратить безумное количество своего личного времени на благо университета? - Валентин аккуратно провел девушку до двери, автоматически заперев кабинет. - В следующем году намечается конкурс, но сегодняшний экзамен показал, что у исторического факультета будут некоторые... затруднения с выбором кандидата.
"Конкурсом" историк с насмешкой назвал разнообразно-однообразные конференции, где молодые и\или талантливые  выступали с попыткой защитить свое выстраданное исследование да заполучить шанс на желанную публикацию. А публикация - это заработок студенту и невидимая медалька выкормившей его alma mater. Выгодно всем, да только муторно это. Поди найди еще энтузиаста.
К сожалению, событие действительно имело место быть. И, сложись обстоятельства несколько иначе, красоваться бы работе с четкой подписью Марино на столе Валентина. Но - не судьба.

Время тянулось-растягивалось, повторялось - по кругу. Как прилежная ученица не видела в пламени лица своего учителя, так и студентка ступает в подмигивающую темноту городского леса, прочь от едва протоптанной дороги спокойной жизни.
Валентину хотелось зимы. Лучше - лютая метель, нездешняя, русская. Чтобы хлопья снега яростно били по лицу, царапали обмерзшую кожу. Кабы каждый шаг - что подвиг, продираться сквозь буйство стихии, преодолевать себя, пока обычная дорога превращается в поле битвы с разбуженным снежным зверем. Валентину хотелось боя.
Чтобы не так паршиво было идти рядом с девушкой - хрупкой, словно роза цвета черной яшмы. Хочешь - бери. Пока шипы скрыты за красивой оберткой, а так.. Не беззащитна, отнюдь. Неопасна с виду.
С ковеном было иначе. Всегда было иначе. Они знали, что идет охота. Они бежали - и гончая настигала их в дороге, ловила на бегу, подсекала ноги, вгрызалась в открытое горло. Или - забиралась в убежище, новый дом с едва разобранными вещами. Брала их расслабленных, удивленных - но неизменно борющихся за свою жизнь.
До самого конца
А сейчас - в голове легко прокручивается предсказуемой лентой сценарий сегодняшней охоты. Он доведет ее до самого дома, время - ближе к ночи. Прощание, две слегка дежурные улыбки. Марино отвернется к двери, когда прозвучит глухой щелчок-выстрел. Не будет шума, лишней крови или растянутых до бесконечности речей. И боли тоже - не успеет.  Вежлив бывает и палач. Разве что слегка обтрепать карманы, мало ли мародеров поджидает в ночи.
Это не охота. Это - исправление старых ошибок. То, что должно быть сделано еще семь лет назад.
Валентин начинает отсчет.

	Десять Теплый уличный ветер с удовольствием гладит слегка растрепавшиеся волосы двух вежливо улыбающихся ночных странников. Он так тоже улыбается. По-своему.
Девять Завязывается легкий разговор. Точнее - продолжается старый. Все об учебе, но уже иначе.
	Восемь Валентин подхватывает тему, что уже успела исчерпать себя, закрывает ее свежим витком диалога. В тишине идти некомфортно.
Семь Оказывается, очень даже комфортно. Ничего так. Им есть о чем помолчать - каждый о своем. Особенно когда впереди виднеется дом - он видит это по ее взгляду, что то и дело возвращается к знакомому окошку.
	Шесть Слова снова возникают - из воздуха, словно сами собой. Кажется, речь идет о погоде. Валентин что-то отвечает - и тут же забывает, о чем был вопрос.
Пять Рука рефлекторно тянется к поясу, что скрыт под слишком длинной рубашкой. Едва касается пальцами, пока только проверяет.
	Четыре Сбоку приглушенно звучит чужой смех. Он сказал что-то смешное. Или глупое? Неважно. Осталось совсем немного.
Три До свидания, синьор О'Ши - два шага в сторону. Он так долго ждал. Прощайте, мисс Марино.
	Два Рука поднимается легко и свободно. Остался последний шаг.
Один За спиной раздается звериное рычание. Угроза? Сейчас? Он не успевает. Ему не хватит времени - и мгновение застывает.

Ноль.
Отсчет закончен. Но история только начинается.