Вверх страницы
Вниз страницы

the gods are in you

Объявление





Sheo Marcus Alejandro

Приветствуем тебя в мире, где боги спокойно живут среди обычных смертных. Где каждый пантеон борется за своё существование не зная, что его ожидает завтра. У тебя начинается новая жизнь, полная удивительных событий и опасностей и может быть только от тебя зависит будущее богов и смертных. Торопись, ведь возможно именно ты сможешь найти Небесные врата и будь осторожен - Пакс Деорум может идти прямо за тобой.

ГОСТЕВАЯСЮЖЕТСВЕДЕНИЯ О МИРЕШАБЛОНЫ АНКЕТ

ВНЕШНОСТИРОЛИНУЖНЫЕ


Горшок Хуйни переполнен водой, если бы эта вещица умела говорить, Маркус бы сейчас наслаждался смачным матом в его сторону, а не смотрел на Зиа с тоской и потерянностью. Словно вернулся в детство, когда он ломал важную вещь, а потом отчаянно пытался придумать, как же ее можно починить..[читать дальше]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » the gods are in you » Личные эпизоды » Наши трещины затянутся.


Наши трещины затянутся.

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Наши трещины затянутся.
http://s6.uploads.ru/cKHsT.png
http://s7.uploads.ru/HMwsT.gif http://s2.uploads.ru/rj2ng.gif
http://s6.uploads.ru/Wkt3u.gif

I don't care if it hurts, I want to have control
I want a perfect body, I want a perfect soul
I want you to notice when I'm not around
You're so fucking special, I wish I was special

Marcus Wayne, Zia Stump, Robert Wayne
30 сентября, дом ребят, безымянные улицы города

http://s3.uploads.ru/RDJex.png
Все было неизменно на протяжении многих лет. Одно целое существовало в трех телах. Они хотели одного, нуждались в одном, любили одно. Так должно было быть всегда.
Роберт, ты достоин счастья, но они слишком сильно нуждаются в тебе. Слишком сильно связаны с тобой, чтобы смириться с тем, что ты можешь принадлежать еще кому-то. Ты их спокойствие, их равновесие. Куда же они без тебя?
Маркусу и Зиа сложно смириться, они пытаются, почти получается... Вот только Маркус слишком собственник, слишком ревнив, слишком вспыльчив. Что он будет делать, когда ему в голову придет мысль, что нужно тебя отпустить? Он уверен, он не сможет. Потеряет контроль. Нарушит свои запреты. 
   
http://s6.uploads.ru/cKHsT.png

+2

2

Горшок Хуйни переполнен водой, если бы эта вещица умела говорить, Маркус бы сейчас наслаждался смачным матом в его сторону, а не смотрел на Зиа с тоской и потерянностью. Словно вернулся в детство, когда он ломал важную вещь, а потом отчаянно пытался придумать, как же ее можно починить.
Чинить у него всегда получалось откровенно хреново, не то, что разрушать и крушить то, что его не устраивало. Вот сейчас у него было два варианта, попытаться все наладить, починить, наступить на горло своему эго, или же разрушить то, что ему мешает, того, кто позарился на чужое.
Зиа его поддержит в любом случае, он уверен, на этот раз они вдвоем разделяют их переживания. Но этого он и боялся, он боялся сделать выбор без своего спокойствия. Он не сдержится. А нездержанность Маркуса обычно к добру не доводила. 
Едкие комментарии в сторону «подружки» Роберта. Решил развлечься? Да ради бога, но вот когда это серьезно… Когда он все чаще и чаще ускальзывает, все больше времени проводит с неизвестно кем, с кем-то чужим. Ведь у них было все так хорошо. Вот когда им троим нужен был кто-то? Людей вокруг никогда не существовало, они никогда не подпускали кого-то близко.  Почему это случалось так резко? Неужели кто-то, кого не так давно узнал, может заменить то, что они строили все эти годы? Неужели их форт был настолько слабым, а защита настолько хрупкой?
Разговоры, разговоры, разговоры. Сколько можно говорить, когда ни один не силен в этом? Им всегда не нужны были эти слова, которые, по сути, пусты и не могли передать того, что они передавали между собой одними взглядами, движениями, касаниями.
Маркус всегда был сильнее зависим от них, сильнее цеплялся за их связь. Он во всем искал подтверждение того, что они рядом и не бросят, обычно хватало побыть радом, словить взгляд, но сейчас, увы, этого недостаточно. Смотреть на Роберта, который был рядом, стоял буквально перед ним, было невозможно. Отвратительное чувство, словно с Марка ножом для масла, понемногу, тонкими лентами срезают кожу, затем распаривали мышцы и по кусочку его разбирали… Но не так страшна боль, как ощущение постепенной потери самого себя, того, кем ты всегда пыл, ощущение своей неполноценности без брата.
Зависть Зиа, ее безумию, которого он сейчас так желает. Безумие помогает забыться. Смерть тоже, но точно не ему.
Маркус не помнит, что ему сказал Роберт, что он вспылил и накричал на него. Тот как всегда спокойный, но с раздражением, которое парню все еще удается прочитать в его глазах. Уходит. Кажется на работу. Но кто знает.
Бесит.
Раздражает.
Разрушает.
Поглощает.
Маркус ничего не слышит, говорит ли ему что-то Зиа? Подпитывает ли его гнев безумием или старается сама заразиться им? В двери летит чашка и его собственный голос кричит: «Предатель!».
Что-то еще попадает под руки, но он во время останавливается – не хочет разрушить что-то еще, что важно им, пускай это даже ненужный хлам, но это их хлам.
Как он оказался на улице, парень не заметил, но знал, что ему нужно уйти, ведь та тьма, которую после убийств он старался держать подальше от ребят, сейчас ему не подвластна. Чувства притуплены. Во рту слишком сухо, не хватает сигареты.
- Дерьмо, - в карманах нет пачки, есть лишь потрепанный коробок спичек, который он забрал в каком-то баре, где их давали вместо визиток. Впереди толпа, смеется хохочет, куда-то направляется. Многие пьяны, многие курят. Затолкав дерьмо поглубже в душу, натянув улыбку, подошел к девушкам, которые все громче хихикали, чем ближе он подходил. -  Умру без сигареты. Кто спасет?
- А без компании не умрешь? А то мы могли бы дважды спасти тебя, - самая смелая девушка, которая в отличии от остальных не хихикала как дурра, пока он ждал когда ему либо протянут сигарету либо пошлют, протянула ему пачку и улыбаясь кивнула в сторону остальной компании. – Не идешь в парк?
Переспрашивать не пришлось, еще одна девушка подхватила разговор и объяснила, что где-то подальше от глаз будет бесплатная выпивка. Несмотря на то, что сейчас у парня было желание сжать тонкую шейку одной из девиц и ощутить как она задыхается и цепляется за его ладонь… он подмигнул ей, чем снова вызвал туповатое хихиканье, свойственное школьницам.
На месте была выпивка и не только она. Девушка, та же, что и дала Маркусу сигарету помахала перед ним небольшим пакетиком, в котором находились маленький разноцветные таблетки. Похоже, его хотели снять, а перед этим хорошенько обдолбав.
А какая к черту разница?
Принимать внутрь, запивая пивом, а затем еще какой бурдой, которая для него и вкуса то не имела. Следующие несколько часов прошли нетипично для парня, он словно выпал из этого мира, а это как раз то, чего ему не хватало. Как он оказался подальше от всех с девушкой, которая за ночь назвала свое имя не меньше десяти раз, но он его так и не запомнил. И вот он, прижат к дереву слабой девушкой, которая вцепилась в его торс руками, глядя на него снизу вверх, сверху вниз, кусая губы и хихикая. Как же Маркуса, блять, раздражало это тупое хихиканье. Она шарила по его торсу руками, непонятно что имея за цель, она опять и опять смотрела то на лицо парня, то вниз, похоже все никак не решаясь, чего она хочет  поцеловать его или отсосать. Второй раз был уместнее, но она все6 же попыталась дотянуться до губ парня, который увернулся и коснулся губами ее шеи, и тут же подхватывая ее за бедра, чтобы сократить раздражающую разницу в росте. Ее стоны были так же не уместны, как и смех, а руки, которые словно змеи блуждали по шее и груди Маркуса раздражали. Хотя и было желание трахнуть эту мелкую шлюху, но на него резко накатило осознание.
Рука до этого гладившая ее, обхватила шею, придушив в ней всхлип. Маркус наблюдал, как испуганно расширялись глаза девушки, когда он прижал ее затылок к дереву, держа на достаточной высоте, чтобы она не дотянулась ногами к земли. Когда одной руки не хватило, она начала брыкаться и пытаться поцарапать или ударить Марка, не в состоянии сделать спасительный вздох, он сильнее сжал ее шею еще одной рукой. По спине прошел холодок, а за ним знакомые разряды. Ее искра сияла все ярче, как бывает всегда перед тем, как она не покинет ее, чтобы пройти сквозь Танатоса и исчезнуть в неизвестности.
Маркус такого еще не чувствовал, стоило представить, что эта девушка причина его проблем, и ему было невероятно приятно смотреть, как наливаются кровью ее глаза, как синеют губы. Таким соблазном было коснуться их, он и коснулся в смертельно нежном поцелуе, на который она и не отреагировала никак… А затем он разжал хватку, девушка свалилась на землю и закашляла. Она не поднимала взгляда, а ему так хотелось увидеть в нем страх.
- Испугалась? – присев к ней, Маркус коснулся темных волос, она была так сконфужена, что даже не отстранилась. - Это могло бы быть для тебя хорошим уроком – не заскакивай на тех, кого только встретила.
Всхлипы истерики придавали соленого вкуса ситуации. Маркусу было весело и интересно, играть со своими проблемами, это более интересно, чем справляться с ними. В организме девушки было много наркотиков, но недостаточно, чтобы умереть от передозировки, но это мог исправить Маркус. Стоило только захотеть, представить, как она корчится в припадке, и ее тело начало ломить в судороге.
Забрав из ее кармана пачку сигарет и подобрав у дерева бутылку вина, парень прошел обратно к компании, которая продолжала развлекаться не зная, что произошло с их подругой. 
В голове Марка роились мысли, но ни одна не задерживалась надолго, все переплеталось и путалось, ему было одиноко, обидно и больно. А ощущение только что скончавшейся девушки притупляло эти отвратительные чувства.

+3

3

Все мы трое чувствуем, что переживаем не самые лучшие времена. Как никогда далеко друг от друга, хотя стараемся как можно ближе, но что-то не так. Это чувствуется, когда смотрю вам в глаза, хотя иногда даже не хочется смотреть. Слишком много секретов и чего-то нового, что никак не переварится в голове, заставляя просто сходить с ума. Куда больше? Если бы не Роберт, все бы вокруг слетели с катушек. Он же успокаивает, он же и есть главная причина внутреннего бушующего вулкана, что вот-вот лавой всепоглощающей накроет невинных и виновных. Мы все трое виновны и никто не в меньшей мере. Как допустили разделение одного целого на составляющие? Слишком много вопросов, на которые вряд ли кто-то из них даст вопрос. Из них - самых дорогих и близких для тебя, единственных. И как тяжело, когда для одного из нас это условие изменяется. Да, для всех счастья, но, кто мог подумать, что счастье будет несовместное? Что вмешается кто-то.
Марк, ты переживаешь за нас двоих. У меня нет достаточных эмоций, чтобы так сильно в раздражение. Уже выпалила основной запал, раскурочив собственные никчемные рисунки, что для заданий были и те, которые так нравились чему-то внутри меня. Слишком много, слишком сильно зудит, отдавая болью пульсирующей в вески. Мне просто некуда больше расти гневом, без того пережила мощную вспышку, помутившую сознание, когда только узнала... Роберт. Как ему хватает места в сердце? Всегда в мыслях было "тебе", сейчас оно не может прорваться через пелену моих собственных "почему?", такую густую, словно пар от этого не спящего вулкана непонятных чувств. Я приму. Я обещаю, потому что слишком люблю и это неизменным останется при любых обстоятельствах, даже если ты когда-либо возненавидишь.. за мысли, что неприемлемы даже для сущности богини безумия. Я бы даже попросила за них прощения, вот только слышать ты о не самых мимолетных и быстро проходящих желаниях ты вряд ли захочешь. По-привычке все еще думаю с тобой на ты.
Маркус, нам нужно держаться вместе и уходить - не самый лучший выход. Зачем ты это сделал? Вспылил, эмоции, слишком много негатива к не-нашему-человеку и тому, что завоевывает его внимание, вместо нас. Так или иначе - заражаешь своим поведением, подогревая желание тоже взорваться и следом хлопать дверьми, но я уже сделала свой выпад - на большее вряд ли хватит запала. Не в характере и это нас всех спасает. Тяготею лишь необдуманным поступкам и никогда в уныние. А безумная ревность... слишком для нас троих - тяжело пережить слишком даже самостоятельно, а впутывать вас двоих тем более не стоит. Без того увидите мои переживания в рисунках и словах невпопад, фразах из контекста вырванных и взгляде периодически странном.
Но я переживаю. Тебя нет всю ночь, вас двоих нет - оставили одну с собственными мыслями. Выветрю их на крыше с легким ветром, выдохну с дымом сотни раз, потому что нет сна. Его забрали у меня звезды и их улыбки. Кажется, они смеются надо мной или вместе со мной, над странными видео и ядовитыми парами травки. Я бы могла пойти за одним из вас, но ссоры меня удручают. Никогда не нравилось в них участвовать - бессмыслица, принуждающая настроение укатиться куда-то за плинтус, изваляться в пыли, чтобы до неузнаваемости и исчезнуть из поля зрения.
Время идет куда-то мимо, огибая меня, или уже прошло? Стоит, наверное, на часы взглянуть, чтобы рассчитать до рассвета остатки сил.
- Милый. Его все еще нет. - Желание отвлечься и развеяться всем знакомо, но Маркуса особенно часто оно посещает. Сейчас же все немного странно, отлично от обычного его поведения, поэтому не могу больше сидеть спокойно, как бы непривычно не ощущались эти волнения. Для чего вы это затеяли оба? Нужно разобраться. Жаль, сейчас не получится. Но найти Маркуса надо, поэтому ты сейчас на другом конце телефона и не уверена, что хочешь слышать о нем, но знаю, что тоже волнуешься. Мы слишком любим друг друга, чтобы отключить это хоть на короткий промежуток времени. Знаешь, мне все равно, отвлекаю ли тебя от работы, на самом деле, мне многое сейчас по-барабану, даже больше обычного, потому что вдохнула-выдохнула за прошедшие часы слишком много. Многое, но не вы. Не мы. - Нужно найти его. Сам знаешь, что натворить может дел, - пара жертв не будет на чьей-либо совести, но и успокоит вряд ли. Мы же не кровожадные... наверное. По крайней мере не были ими раньше. Не дыши мне в трубку и не пытайся даже изобразить что-либо. Все равно знаю, что чувствуешь, потому что мы чувствуем одинаково.
Не имею мыслей, где можно найти тебя. А трубку ты не берешь, конечно. Я могла даже не пытаться, но это что-то вроде знака "мы идем". Можешь уже бежать прятаться, чтобы не видеть нас, не видеть его глаз, которые смотрят теперь не только на нас. Все равно мы будем вместе, так что, пока можешь побегать, развлечь свои нервы - они же на пределе. Натянуты струнами, вот-вот порвутся, поэтому ослабь хватку и позабудь о нас на пару часов, запивая повторяющие слова алкоголем. Тебе их еще потратить предстоит, когда будем разбирать се по полкам. Я не люблю это и никогда не смогу, потому что деструктуризирую все, но придется для вас напрячься.
- Где встретимся? - никаких "когда" или "если". Их никогда не было в нашем лексиконе, не будет и теперь.

+3

4

Глупая недосказанность.
Тишина ненадолго повисает в воздухе, сдавливая перепонки, чтобы вновь разразиться громом, и Роберт скользит от одного к другому, от ярости к умиротворению. Гнев у него - холодный, обжигающий, тихий, внешне едва различима разница с равновесным покоем, наверное, только эти двое и видят, насколько резкие смены в его настроении, в его поведении, и как ему самому мерзко и тошно от этих непривычных скачков, от состояния неопределенности, от невозможности все высказать. Он не может не испускать свою сковывающую паутину спокойствия, эта способность не зависит от него и не повинуется его воле, но Маркус словно снимает с себя сети и раз за разом взрывается в бессильной злобе. Роберт бы притянул мечущегося в агрессии брата к себе, обнял, ласково, но настойчиво касаясь пальцами макушки, влил бы в него покой и душевный мир, разогнал эмоциональную бурю, но Маркус отвергает это все по понятным причинам; теперь это все - игра на троих, когда один тыкает в другого ножом. Больно? А вот так? А сюда больно? А если надавить сильнее? Они страдали все трое, каждый по-своему и за всех троих. Сомнения Роберта отличались отсутствием чувства вины, каких-либо угрызений совести, сейчас в нем не было ничего. Сердце, пульсирующее ненормально медленно, такие же медленные мысли и желания. Ничего и меланхоличный туман, заполняющий все тело и голову на вдохе и остающийся там же на выдохе: сейчас, в этот момент, его взгляд кажется еще светлее, прозрачнее. От него ощутимо веет холодом, и еще это томное, несколько церемонное спокойствие, растянутое паутиной по комнате, пока Роберт вновь не встречается глазами с Маркусом. Улавливает очередной ехидный, горький комментарий с его стороны. Удар ножом. Разрезаются нити, разрезается рот, ломаются в уродливой, злой, несчастной ухмылке губы, и все они, как один, знают, что за этим стоит такая невыносимая боль, в каждом чуть более резком жесте или произнесенном громче или тише обыкновения слове. Какой-то миг он глазами ищет помощи у Зиа, но тут же понимает, что она на стороне брата, он знает, да, по-другому быть не может, и руки предательски дрожат, спутываются в тугой ком мысли и слова. Роберт полоснул острым взглядом по обоим, и сердце его сжалось от тупой, немой злобы. Он не может ответить. Он не может сделать еще больнее, потому что физически человек не может ни задушить себя, ни даже палец отрезать, Роберт по-прежнему остается с ними одним целым, да как они, черт возьми, не могут этого понять; видят же, что Маркус ловит ртом воздух, и Роберт тут же, как рыба, начинается захлебываться; чувствуют, что Зиа сцепляет руки, и Роб разве что не сдирает кожу с костяшек пальцев. Если его отрубить сейчас от них, он не выживет один, как не живет одна часть тела отдельно от всего остального организма. Зачем они его режут, кромсают, зачем это все сейчас, зачем они не замолчат, зачем они так смотрят, и Роберт уже сходит с ума, развивается какой-то параноидальный бред человека на колесах, рука нащупывает какой-то маркер, карандаши, сметает, взлетев, со стола колбу с кистями, хватает бессознательно ключ; Роб пятится и исчезает за дверью, в которую секунду спустя влетают кружка и вопль брата.
Нестерпимо, мучительно хочется разбить что-нибудь, ударить, выместить эмоции, наорать, разрыдаться, но вот они - издержки его божественного "я", все, на что он способен и отчего ему еще хуже. Он, словно накачанный наркотой, искусственно под транквилизаторами, движется так ненормально, мыслями только об одном, ногами по привычному маршруту, запихнуться в автобус, смазанным взглядом скользить по вечерним огням, прижимаясь лбом к стеклу. Сумеречный город отвечает воем сирен, шумом, громкими голосами, смехом, Роберт сцепляет намертво зубы, и в автобусе словно выкручивают volume. По полу ползет его сонная паутина, и Роб в отчаянном спокойствии, на самом пределе, выходит на остановке - раз не держит себя, то нельзя допустить аварии. Он проходит мимо людей, которые за его спиной тяжело оседают на асфальт, с закрытыми глазами отсчитывает шаги до служебного входа, шарит по карманам в поисках пропуска и уже через полторы минуты сидит в своем царстве лент и алюминиевых колб. Затыкает, качаясь на стуле, фольгой пожарную сигнализацию и скуривает две сигареты, дышит порошок, снова курит, пока не чувствует, что все его тело – дым, дымом он дышит, дым выдыхает, дым в голове мешается с проблемами, и ему нехорошо, он трет свой красный нос, вжимаясь в стену и думает, что он наделал. Что он только наделал, черт возьми, зачем. Зачем люди любят. Зачем он умеет влюбляться. Зачем даны ему эти чертовы эмоции, от которых так плохо ему и тем, без кого он не видит свою жизнь. Роб чешет щеки, растирая слезы, и злится, злится на самого себя так, как никогда в жизни ни на кого не злился. Его сжирает ледяная, тихая ненависть, от которой мерзнут руки, ноги, он обнимает колени и бессмысленно смотрит на экран, где копы спасают людей из заминированного здания; там все понятно, там есть антагонисты, есть протагонисты, все очевидно и совсем не так, как в жизни, боги, неужели никто не может взять его за руку, как маленького, и показать, мол, смотри, Роберт, вот так делать нельзя, это плохо, а вот это – хорошо, продолжай в том же духе. Убивать людей, наверное плохо. Скольких они уже убили? Если он плохой, он может любить? Если его любовь неправильная, зачем так больно? Он сидит долго, час за часом, уже идет третий сеанс, людей все меньше, к третьему осталось пять человек на весь зал. С каменной маской на лице он неподвижно сидит на стуле, пересматривая в очередной раз один и тот же фильм. Время идет болезненно медленно, но еще тяжелее думать о том, что потом ему надо будет вернуться домой и вновь смотреть в эти любимые лица и видеть в них то, чего он так боится. Сейчас Роберт отстранен, словно в полудреме откинулся на спинку. На вибрирующий на столе телефон смотрит долго, как бы возвращаясь в себя, но, беря трубку, говорит уверенным поставленным голосом.
- У кафе на углу, через пятнадцать минут буду.
Срывается, разумеется. Улыбается натянуто Энн, чтобы прикрыла его, и бежит к остановке. Дым выветривается из головы, та перестает кружиться и начинает работать, сердце разгоняет кровь по телу, стирает мертвенную бледность. Через двенадцать минут подбегает к красно-зеленой вывеске кафе и тяжело дышит, опираясь о стену. Обнять Зиа не решается, отводит взгляд, боится, твою мать, вот вообще не до этого, о чем он думает, надо спросить, Роб спрашивает, звонила ли она ему. Трубку не берет, понятно. Что делать?
- Куда его могло понести? Он кусает губы, роясь по карманам в поисках пачки, не находит, задыхается еще после бега, мерзко, мерзко, как же мерзко, откуда им знать, где его искать, кто из них эгоист; все внутри переворачивается, он хмурится, вид не подает.
Спокойно. Рационально.
Выделывается? Убеждает самого себя? Скорее, привычка, образ жизни.
- Вряд ли поехал куда-то. Скорее всего на районе. Делиться не будем, у меня телефон сейчас сядет. Давай начнем отсюда и пойдем ниже до Кэшлингс, может, его кто-нибудь видел.

+2


Вы здесь » the gods are in you » Личные эпизоды » Наши трещины затянутся.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно