Щека до сих пор болела, костяшки пекли, так и хотелось разодрать их ногтями еще сильнее. Но самое ужасное из всех этих ссадин, которые получил Маркус в нетрезвом состоянии убивая двух подростков, это то, что его беспокоил на тот момент больше разочарованный взгляд Роберта, чем раскаяние. Да, все можно списать на обдолбанное состояние, в котором он находился... Но твою мать, это не оправдание! Стоило закрыть глаза и сразу же перед глазами становились картины той ночи - девушка, пытающаяся разжать его руку, страх в его глазах, мольба, а затем искра надежды, когда он отпустил ее... чтобы поиздеваться и убить еще более жестоко.
Да, она бы и так умерла через год от передозировки, но этот процесс ускорил.
Убил. Даже бровью не повел, еще и думал, что сама виновата.
Виновата, но такого не заслужила.
Снова повторяется история, которая терзала его еще тогда, давно. Но тогда это было действительно случайность, он не умел контролировать себя, он не мог этого предотвратить. А сейчас? Бог - не оправдание, вокруг бродит не мало богов, которые может и не знают кто они. А он знает, он же сам себе обещал держать себя в руках, оставить в себе остатки человечности, хотя бы для ребят.

Маркус ощутил во рту привкус крови, похоже он не заметил и снова прикусил рану во рту. Отвратительный вкус. Вкус присущий всему, к чему приводит потеря контроля. Парень сидел на ступеньках между первым и вторым этажом. Тишина. Почти все на парах. Когда успели разойтись? Казалось только мгновение назад его окружали люди, которые не забывали прокомментировать место его отдыха.
Нужно было на улицу, подальше от этой тишины, которая возвращала к мыслям. На улице можно было покурить, опять терзая рану во рту.
На улице мало людей, но все же они есть, и успешно справляются с задачей - устроить какой никакой шум. Он всегда стремился подальше от людей, как раз в ту самую тишину и уют, а сейчас напротив. Не хватало Зиа, которая бы с удовольствием заняла все его внимание, но сейчас она на паре.
"Интересно, что она рисует?" - Маркус с тоской вспомнил, во что превратились многие ее картину, после ссоры с Робертом. - "Ах, безумие, ты повела себя намного гуманнее меня. Но твои картины все равно очень жалко, они не заслужили."
И снова парень утыкается лбом в собственную ладонь, пальцами зарываясь в челку. Воздух не помогает, нужен табак.
Тонкий дым поднимающийся от сигареты, и мягкое облако, вываливающееся со рта парня. Не легче. Никак не легче.
Не любить людей это одно, а отбирать жизни, совсем, совсем другое.
Но самое страшное - это было потрясающее жгучее чувство, проходящее по венам словно самый сильный наркотик, он ощущал чужие жизни в себе. Как это могло не нравиться? Но это не повод становиться жалким, терять себя и следовать лишь инстинкту.